Неточные совпадения
Так как подобное зрелище для мужика сущая благодать, все равно что для немца газеты или клуб, то скоро около
экипажа накопилась их бездна, и в деревне остались только старые бабы да
малые ребята.
Испытывая легкое головокружение, он смотрел, как там, внизу, по слабо освещенной
маленькой площади бесшумно скользили темные фигурки людей, приглушенно трещали колеса
экипажей.
Царь,
маленький,
меньше губернатора, голубовато-серый, мягко подскакивал на краешке сидения
экипажа, одной рукой упирался в колено, а другую механически поднимал к фуражке, равномерно кивал головой направо, налево и улыбался, глядя в бесчисленные кругло открытые, зубастые рты, в красные от натуги лица. Он был очень молодой, чистенький, с красивым, мягким лицом, а улыбался — виновато.
Сзади
экипажа, на высокой узенькой скамейке, качается, скрестив руки на груди,
маленький негр, весь в белом, в смешной шапочке на курчавой голове, с детским личиком и важно или обиженно надутыми губами.
Издали и на земле царь показался Климу еще
меньше, чем он был в
экипаже.
Самгин привычно отметил, что зрители делятся на три группы: одни возмущены и напуганы, другие чем-то довольны, злорадствуют, большинство осторожно молчит и уже многие поспешно отходят прочь, — приехала полиция:
маленький пристав, остроносый, с черными усами на желтом нездоровом лице, двое околоточных и штатский — толстый, в круглых очках, в котелке; скакали четверо конных полицейских, ехали еще два
экипажа, и пристав уже покрикивал, расталкивая зрителей...
Одинаковые
экипажи катятся по всем направлениям, и легко представить, что это один и тот же
экипаж суется во все стороны в поисках выхода с тесной,
маленькой площади, засоренной мелкими фигурками людей.
Седые усы его росли вверх к ушам, он был очень большой, толстый, и
экипаж был большой, а лошадь —
маленькая, тощая, и бежала она мелким шагом, как старушка. Извозчик свирепо выкрикивал...
Когда вы будете на мысе Доброй Надежды, я вам советую не хлопотать ни о лошадях, ни об
экипаже, если вздумаете посмотреть колонию: просто отправляйтесь с
маленьким чемоданчиком в Long-street в Капштате, в контору омнибусов; там справитесь, куда и когда отходят они, и за четвертую часть того, что нам стоило, можете объехать вдвое больше.
По дороге от Паарля готтентот-мальчишка, ехавший на вновь вымененной в Паарле лошади, беспрестанно исчезал дорогой в кустах и гонялся за
маленькими черепахами. Он поймал две: одну дал в наш карт, а другую ученой партии, но мы и свою сбыли туда же, потому что у нас за ней никто не хотел смотреть, а она ползала везде, карабкаясь вон из
экипажа, и падала.
Колесо готово уже было раздавить
маленькое детское тельце, как он с силой, какую дает только отчаяние, одним движением перевернул тяжелый
экипаж, и девочка осталась цела и невредима.
Экипажей было
меньше, мрачные толпы народа стояли на перекрестках и толковали об отравителях; кареты, возившие больных, шагом двигались, сопровождаемые полицейскими; люди сторонились от черных фур с трупами.
Пока «
малый двор» исключительно был занят секретарем генерала Блинова, ежедневно прибывали новые гости: подкатил целый обоз с кухней и поварами, потом приехало несколько подвод специально с гардеробом, затем конюшня и
экипажи, наконец привалила охота.
Он надевал перчатки и уже занес было ногу на подножку
экипажа. Эта
маленькая остановка неприятно подействовала на его нервы.
Чудинов очутился на улице с
маленьким саком в руках. Он был словно пьян. Озирался направо и налево, слышал шум
экипажей, крик кучеров и извозчиков, говор толпы. К счастию, последний его собеседник по вагону — добрый, должно быть, человек был, — проходя мимо, крикнул ему...
— Мерзавец! — проговорил ему вслед довольно громко Калинович и вскоре выехал со двора. Развалясь и положа нога на ногу, уселся он в своей
маленькой каретке и быстро понесся по Невскому. В Морской
экипаж остановился перед главным входом одного из великолепных домов.
— Даже безбедное существование вы вряд ли там найдете. Чтоб жить в Петербурге семейному человеку, надобно… возьмем самый минимум,
меньше чего я уже вообразить не могу… надо по крайней мере две тысячи рублей серебром, и то с величайшими лишениями, отказывая себе в какой-нибудь рюмке вина за столом, не говоря уж об
экипаже, о всяком развлечении; но все-таки помните — две тысячи, и будем теперь рассчитывать уж по цифрам: сколько вы получили за ваш первый и, надобно сказать, прекрасный роман?
— Ну, опять-таки — иногда. Не каждый день: это в самом деле убыточно. Ты, впрочем, скажи мне, что все это стоит тебе: я не хочу, чтоб ты тратился для меня; довольно и того, что ты хлопочешь. Ты дай мне счет. Ну, и долго тут Сурков порол горячку. «Они всегда, говорит, прогуливаются вдвоем пешком или в
экипаже там, где
меньше народу».
— Да-а, — протянул генерал наконец. — Может быть, это просто ненормальный
малый, маниак, а — почем знать? — может быть, твой жизненный путь, Верочка, пересекла именно такая любовь, о которой грезят женщины и на которую больше не способны мужчины. Постой-ка. Видишь, впереди движутся фонари? Наверно, мой
экипаж.
В одном сатирическом английском романе прошлого столетия некто Гулливер, возвратясь из страны лилипутов, где люди были всего в какие-нибудь два вершка росту, до того приучился считать себя между ними великаном, что, и ходя по улицам Лондона, невольно кричал прохожим и
экипажам, чтоб они пред ним сворачивали и остерегались, чтоб он как-нибудь их не раздавил, воображая, что он всё еще великан, а они
маленькие.
— Как сказать… Одевает-обувает… ну,
экипаж, квартира… Хорошо содержит, прилично!
Меньше как двадцатью тысячами в год, пожалуй, не обернется. Ах, да и штучка-то хороша!
С правой стороны от стола и памятника движение развивалось
меньше, так как по этой стороне две улицы были преграждены рогатками ради единства направления
экипажей, отчего езда могла происходить через одну сторону площади, сламываясь на ней прямым углом, но не скрещиваясь, во избежание столкновений. С этой стороны я и обошел статую.
А к этому, разумеется, и прочая обстановка: приличная мебель, удобный
экипаж, возможность принять двух-трех приятелей и как следует напитаться, а вечером пулька или две по
маленькой.
В следующем
экипаже ехали пристав Кирилин и молодой Ачмианов, сын того самого купца Ачмианова, которому Надежда Федоровна была должна триста рублей, и против них на скамеечке, скорчившись и поджав ноги, сидел Никодим Александрыч,
маленький, аккуратненький, с зачесанными височками.
Кербалай,
маленький, юркий татарин, в синей рубахе и белом фартуке, стоял на дороге и, взявшись за живот, низко кланялся навстречу
экипажам и, улыбаясь, показывал свои белые блестящие зубы.
Ехали мы в просторной рогожной троечной кибитке, с кучером Спиридоном и молодым лакеем Борискою. В
экипаже помещались тетушка, я, мой двоюродный брат,
маленькие кузины и няня — Любовь Тимофеевна.
Два собеседника Аполлоса Михайлыча, судья и Юлий Карлыч, несмотря на происшедшую между ними
маленькую размолвку, вместе простились с хозяином, вместе вышли и даже сели в один
экипаж.
Глубоко внизу на мостовой грохотали
экипажи, казавшиеся сверху
маленькими и странными животными, тротуары блестели после дождя, и в лужах колебались отражения уличных фонарей.
Что-то дрогнуло в озлобленном сердечке
маленькой проказницы. Она быстро выскочила из
экипажа и подбежала к сестре.
Дождь льет как из ведра… И ни одного извозчика, к моему несчастью. У театрального подъезда стоит карета… Счастливцы те, кто поедут в ней. Я с завистью смотрю на закрытый
экипаж. Внезапно сторож распахивает дверь, и кто-то,
маленький и изящный, закутанный в меховое манто, с голубым капором на миниатюрной головке, выходит на подъезд.
— Какой глупенький мальчик! — рассмеялась Мая своим веселым смехом. — Разве феям трудно очутиться там, где они захотят! Мои
маленькие эльфы запрягли кузнечиков в коляску, а бабочки — моя верная стража — охраняли меня в пути, пока я на большом листе лопуха, который мне заменяет
экипаж, не прилетела сюда, в дом князя. Ведь я фея…
Другой
экипаж для передвижения это — «фудутунка»,
маленькая кибиточка на двух больших колёсах, в которой запряжены одна, две или три лошади «цугом».
Когда
экипаж Лизы въехал на двор, несколько десятков крестьян и крестьянок, большие и
малые, в праздничных платьях, встали с бревен, на которых сидели.
В другом
экипаже находились шестидесятилетний старец князь Василий Алексеевич Вадбольский с детьми Траутфеттера, сыном и двумя дочерьми, которые были хороши, как восковые херувимы, выставляемые напоказ в вербную субботу, или как те
маленькие, прелестные творения с полными розовыми щечками, с плутоватыми глазами, изображаемые так привлекательно на английских гравюрах.
Подьячие довольствовались
малым и брали больше за исполнение, нежели за обещания, жили умеренно,
экипажей и лошадей не знавали, жен и любимиц своих не одевали, как богатых барынь, и не прикасались устами к струям шипучей ипокрены, хотя и можно было дешево черпать из нее на Арбате под вывеской: здесь делают самое лучшее шампанское.